Хранители холода - Страница 39

– Вы тогда уехали из страны, – сказала гостья, – и мы вас долго искали.

– Я перебрался во Францию, – развел руками Гринберг, – потом переехал в Америку. Если бы я знал, что меня ищет дочь Ольги Тугушевой, я бы обязательно откликнулся. Когда я уехал на Запад, вам было уже двадцать лет. Жаль, что мы не были с вами знакомы в Москве.

Он не стал уточнять, что вскоре ее отец ослеп и Гринберг перестал посещать некогда такую уютную квартиру на Тверской. Старик Тугушев его уже не интересовал. Он слышал, что его дочь ходит в балетную школу при Большом театре и даже считается перспективной девочкой. Но эти новости интересовали его постольку поскольку. Во-первых, Тугушев уже ему не был нужен. Это был по-своему «отработанный материал». Во-вторых, он не хотел появляться там еще из-за девочки, опасаясь, что его заставят признать свое отцовство. А у него к этому времени намечался большой «роман» с органами КГБ, куда его взяли на работу после того, как он столько лет работал осведомителем.

– Что-нибудь будете пить? – спросил Арон Борисович.

– Нет, спасибо, – ответила гостья, – я не буду долго отнимать ваше время. Только хотела приехать к вам, чтобы мы могли увидеться.

Он радостно кивнул. Все-таки она его дочка. Наверно, смущается. Как это здорово, что у него есть такая взрослая дочь. Может, он объявит ее наследницей. Но до этого еще далеко...

– Мне тоже очень приятно вас видеть, – широко улыбнулся Гринберг. – Я не думал, что увижу дочь Ольги Тугушевой через сорок лет после нашего знакомства.

– Я не сказала, что мне «приятно вас видеть», – вдруг возразила она, снова надевая свои темные очки, – я сказала, что хотела вас видеть.

«Только этого не хватает, – огорчился Арон Борисович, – ей сказали, что я ее настоящий отец, и она обижена на меня. Сорок лет я не появлялся в ее жизни. Любой мог обидеться».

Гостья придвинула к себе свою большую сумку от Луи Виттона. На белой поверхности были видны разноцветные логотипы известной фирмы.

– Мне понятны ваши чувства, – с наигранным смущением произнес Арон Борисович, – вы, наверно, считаете, что я, как друг семьи, должен был принять участие в вашем становлении. – Он специально выбирал обтекаемые формулировки, чтобы не брать на себя никаких обязательств.

Она открыла сумочку и вынула пистолет. Небольшой пистолет, с надетым на него глушителем. Вот почему у нее была с собой такая большая сумка, осознал наконец Гринберг. Он не сразу испугался. Даже в этот момент он решил, что дочери передалась часть экзальтированности ее матери.

– Уберите оружие, – попросил Арон Борисович, – вы, наверно, считаете меня предателем. Но это не так. Я всегда любил вашу мать, Алла. Очень любил. И мы были дружны.

– Вы не могли знать мою мать, Арон Гринберг, – сказала вдруг равнодушным голосом его гостья. – А насчет предательства – вы правы. Только вы предали не одну Тугушеву, а свою страну. Своих друзей, своих любимых женщин и, возможно, даже свою дочь, которая и не подозревала о вашем существовании.

Он замер. Неужели это шутка? Или его нашли спустя столько лет? Но этого не может быть. Этого просто не может быть.

– В восемьдесят третьем году вы сдали целую агентурную сеть французам, – безжалостно продолжала гостья, – и тогда советским судом вы были приговорены к расстрелу. Сегодня я пришла к вам, чтобы привести приговор в исполнение.

– Какая дикость, – поморщился Гринберг, – что вы плетете? Какую агентурную сеть? Это выдумки. Я несколько раз приезжал в Россию, и никто не предъявлял мне никаких обвинений. Вас обманули, Алла, я не тот, за кого вы меня принимаете.

– Я не Алла Тугушева, – призналась гостья, – а вас не трогали в России только потому, что вы имели американское гражданство и в нашей стране еще не было людей, готовых привести в исполнение приговор в отношении такой мрази, как вы, Гринберг.

– Вы ненормальная. – Он все еще надеялся, что она не станет стрелять.

– Да, – кивнула гостья, – иначе бы я к вам не приехала.

Она подняла оружие.

– Подождите, – крикнул он, все еще надеясь, что его услышит Янек Супрон и ворвется в комнату. Но никто не пришел к нему на помощь. Она два раза выстрелила. И он, дернувшись, замер на своем дорогом итальянском диване, сползая на сиденье.

Женщина положила свое оружие в сумку. И, не глядя в сторону убитого Гринберга, вышла из его кабинета. В приемной Янек Супрон сидел в той же позе, в какой она оставила его, входя в кабинет. У него было прострелено горло, и он сидел в нелепой позе, опрокинувшись на стуле к стене. Обычно в горло стреляют профессионалы, подозревающие, что у телохранителя может быть бронежилет или пиджак из кевлара, предохраняющий от прямых выстрелов. Она вышла из приемной, закрыв за собой дверь. Вошла в кабину лифта, спустилась на первый этаж. Прошла через пустой вестибюль, даже не глядя в сторону охранника. Темнокожий гигант молча проводил ее взглядом.

Она вышла на улицу. Села в подкатившую к ней машину. За рулем был ее лысоватый напарник. Он взглянул на нее.

– Все в порядке, – сказала женщина, поправляя свой парик.

– Телохранитель? – задал только один вопрос ее напарник.

– Тоже, – так же односложно ответила она.

Больше он не задавал ей вопросов. Машина плавно тронулась. Уже через полтора часа они выехали из Детройта. А трупы Арона Борисовича Гринберга и его телохранителя нашли только на следующий день, когда в его офисе появились люди.

МОСКВА. РОССИЯ. 14 МАЯ 2006 ГОДА

В МУРе было непривычно тихо и спокойно. После майских каникул, когда всех сотрудников традиционно задействуют в оперативных мероприятиях по безопасности, наступило первое воскресенье, когда можно было наконец отдохнуть. Сегодня в коридорах было тихо, а в кабинетах не было слышно голосов сотрудников. И так по всем зданиям управления.